Погода гоняла меня вчера по округе, как хотела.
Сперва, посмотрев в субботу "прогноз на завтра", подумалось, что, вот, в воскресенье придется сиднем сидеть дома, т.к. по прогнозу был "дождь, гроза и прочие радости жизни", что, понятно, к велосипедным прогулками никак не располагало. И в ожидании, когда же этот гадский прогноз наконец сбудется, прошла добрая половина воскресенья.
К обеду, однако, рискнул вылезти из берлоги. Дождя не было - впрочем, не было видно и Солнца: все небо было затянуто неплотной пеленой облаков, сгущавшейся, однако, кое-где в свинцово-тяжелые сгустки: в таких местах иногда было видно спускающееся к земле серое покрывало дождя. Вид, конечно, тоскливый, но сидеть сиднем дома - еще тоскливее, а потому, понадеявшись на "авось", я таки двинулся в путь.
Сначала, понятно, заехал "поклевать" абрикосок, которые, впрочем, у нас тут уже отходят. Оказывается, не я один успел разведать деревья с особо сладкими плодами: вездесущие рыжие лесные муравьи тоже нашли их, и всей своей толпой повыедали в некоторых плодах глубокие ямы, разбавляя медовую сладость абрикосового сока едкой муравьиной кислотой. Кое-где им помогали и зубастые осы, а потому, каждый раз протягивая руку за аппетитным фруктом, думалось: а за кого же схватишься в этот раз - за муравья или за осу?
Подкрепившись физически - снова в путь, по лесным, полевым проселкам и тропинкам - вперед, за пищей, так сказать, "духовной". Въезжаю в полуразрешенное село, поднакатив с хорошей горки - разноцветные куры и индюшата бросаются врассыпную от дороги; хозяин, клепающий косу, с кривоватой улыбкой смотрит мне вслед... В соседнем дворе - СВАДЬБА (видимо, того мужика не позвали на гульки - вот он и глядит-то косо): пир, что называется, горой: здоровенный стол на весь двор под навесом из тепличной пленки, куча народу, музыка... Вспомнилось зачем-то, что в русских селах принято было свадьбы играть осенью, после завершения жатвы, посева озимых и прочих полевых забот... но времена меняются, да и колхоз в этом селе давно умер: молочная ферма скалит в небо гнилые зубы стропил, здание правления вообще растащили по кирпичику... Земли (еще при союзе) передали колхозу центральной усадьбы, а тот, после перестройки-перестрелки-переделки и распаевания пашет сейчас, дай Бог, чтобы треть этих земель - остальные постепенно зарастают бурьяном и молодыми деревцами самосевом. Ну а у людей - свадьба; что ж: гуляют - значит по крайней мере живы.
За околицей, прошелестев немного шинами по старому асфальту, снова сворачиваю на проселок. Промчавшись с горки мимо раздолбанного фундамента панской усадьбы, густо заросшего терновником и сиренью, выезжаю на дамбу небольшого прудика - и тут новый сюрприз: у пруда, на который пацанами гоняли на великах удить карасиков-"пятачков" объявился хозяин, который понавесил везде грозные таблички о том, что, мол, ловля рыбы запрещена КА-ТЕ-ГО-РИ-ЦЦКИ! И что, мол, береговая зона охраняется собаками. Это, понятно, противозаконно, но кто у нас смотрит сейчас на ТАКИЕ законы?! Абы были б деньги - все "решаемо".
Переезжаю через дамбу - меня встречают лаем, видимо, те самые собаки, при помощи которых охраняется "береговая зона 25 метров" - мелкая звонкая шавочка, которая опасается, впрочем, подойти поближе, и внушительных размеров кудлатый барбос на цепи, лениво косящийся на меня от своей будки. На лай из вагончика выходит, зевая, сторож - спрашиваю у него дорогу. Дядька, явно забодавшийся жарой и такой работой, с готовностью, и явно подробнее, чем надо, объясняет.
Еду дальше - дорога идет через давно заброшенный колхозный сад, деревья густо увешаны мелкими грушами... Но мне - не до груш: дорога в гору, причем - довольно круто. Вывесивши язык, весь в мыле выпедаливаю на вершину, и остановившись отхлебнуть воды из фляги, обнаруживаю среди высокого бурьяна небольшую глинистую проплешину, поросшую низенькой травкой. Часто на таких плешках есть, чем поживиться с фотоаппаратом - и так оно и оказалось: "полянка" буквально кишела самыми разнообразными мелкими саранчовыми.
Что интересно, розовокрылые кобылки-трещотки, хотя и имели вариации рисунка и окраски, "придерживались" более-менее одной и той же цветовой гаммы в выборе "наряда",
тогда так голубокрылки встречались, что называется, разноцветные - от светло-песочных, почти белых, и то ярко-рыжих. Впрочем нельзя не отметить, что кобылки всех без исключения расцветок прекрасно маскировались "на местности", и увидеть их можно было, лишь спугнув, заставив подняться "на крыло".
На краю проплешины обнаружил на сухой былинке крошечного богомола - маленького и изящного, безжалостного хищника - ну как было не снять и богомола тоже?
А про эту крохотную кобылку сказать, мол, "совсем как огуречик", можно, наверное, только в жесточайшем псиллоцибиновом бреду:
Еду дальше - дорога идет вдоль дачно-садового поселка, в который постепенно превратился старый хутор того самого села. Крайний двор поселка - заброшенный и полуразрушенный; сворачиваю с проселка на кдва видную в траве тропинку и подхожу поближе. Видно, что когда-то на подворье стояла хуторская хата - глиняная мазанка, по самые окна ушедшая в землю.
На полусорванной крыше - следы былой "роскоши": полусгнившие листы кровельного железа. Рядом с мазанкой, видимо, новый хозяин поставил дачный домик из новомодного шлакоблока - но и его по какой-то причине постигла та же участь, что и старинную хату. Часть одной из стен кто-то начал разбирать на "запчасти" (шлакоблок нынче дорог) - удивительно еще, что уцелели не только рамы в остальных окнах, но даже и стекла в них. В одной из комнат, под обвалившимся потолком, слепили свое гнездо деревенские ласточки.
Вокруг дома - такие же полуразрушенные дворовые постройки: дощатый сортир, сарайчик для инструмента, погреб, и огромный заброшенный сад. Что удивительно, вокруг полно дички, ломящейся и абрикосами, и сливами, и грушами-яблоками, а вот в осиротевшем саду, который привык к людям, уродил один только грецкий орех, да калина-красная...
Выезжаю на асфальт, и обнаруживаю, что разрозненные сгущения туч, не дававшие покоя с начала поездки, незаметно собрались все в одном месте, и чернотой своей закрыли уже едва не половину небосклона. Прикинув направление и скорость развития этого недоразумения, решаю, тем не менее, съездить к знакомому роднику - набрать воды, а заодно - и посмотреть на кусты черной смородины, цветы которой снимал весной. На мысли, а что, мол, будет, если таки припутает дождик там, в лощинке, когда до ближайшего асфальта - пару километров по крутому проселку - машу рукой: А-а-а, как-нибудь авось...
Еду.
Облака, между тем, совершают сперва маневр обхода, а потом - и охвата: уже со всех сторон темнеет, уже на все четыре стороны повисают между небом и землей серые космы дождя... Сотый раз решая повернуть назад, и сто первый раз не поворачивая, добираюсь до родника. Полакомиться смородиной, увы, не удается: жара и сушь угробила все ягоды, превратив каждую в сморщенный легковесный камушек "сухофрукта". Небеса продолжают пугать, однако не могу не задержаться, чтобы щелкнуть пару интересных цветков.
Наконец, трогаюсь в обратный путь - до ближайшего дождя, кажется, можно дотянуться рукой: вот же он, поливает вершину соседнего холма, а вот - проносится на крыльях ветра над головой, чтобы упасть в полукилометре на нескошенное пшеничное поле... Топчу педали изо всех сил, и таки выскакиваю на асфальт прежде, чем падают первые капли... Но что это за дождь? Настолько легковесно-теплый, что почти не ощущается на руках и на лице, а упав на теплый асфальт высыхает, кажется, быстрее, чем успевает оставить темное пятно! Смотрю в сторону дома - туда ехать против ветра, причем - в сплошной, как кажется, дождевой свинец... Бр-рр, решаю ехать дальше - там пока явно посветлее!
Кручу педали - и правда: несмотря на довольно свежий ветерок, дующий со стороны небесной черноты, небо над головой постепенно начинается проясняться - словно дождевой дракон, обосновавшийся на северо-востоке, высасывает облака со всего остального неба! Еще десяток километров - и облачная пелена прохудилась настолько, что сквозь нее начинает проглядывать бледное пятно Солнца, в свете которого даже выозникают довольно четкие тени.
Взбираюсь по асфальту, тянущемуся наверх по склону крутого мелового кряжа - по левую руку остается меловой карьер местного цементного завода; говорят - крупнейший в Европе... Растительность на мелу скудная и низкорослая; привлекают внимание довольно крупные цветы с фиолетовыми лепестками и желтой середкой, а также стелющаяся по почве мелколистная травка с крошечными фиолетовыми цветами, сильно и неожиданно (ведь совсем непохоже!) пахнущая чабрецом.
В густой траве едва не спотыкаюсь о коровий череп - мир тебе, бесловесная скотина! Остатки мешковины рядом с костями и характерный пролом от молота на лбу говорят о том, что животное до конца исполнило свое предназначение, и пало вовсе не от волчьих клыков - просто кто-то не поленился отвезти костяк подальше от жилья, но поленился-таки довезти его до ближайшей свалки.
Дальше дорога пролегает через классический индустриальный пейзаж: громадный меловой карьер со снующими в его недрах громадными карьерными самосвалами, огромная, ржавая как смерть, с выбитыми стеклами трубчатая установка, измельчающая мел и превращающая его в пульпу, которую по трубам качают за 7 километров на цемзавод... Пульпопровод проложен вдоль дороги, бегущей через красивейший сосновый лес, но иголки сосновые сплошь припорошены цементной пылью: три исполинские трубы цементного завода "трудятся" на славу!.. Мост через Северский Донец полуразобран: проезжая часть цела, а тротуары сорваны: трубы пульпопровода, которые проложены под ними, похоже, находятся в состоянии перманентного ремонта.
Останавливаюсь полюбоваться долиной реки с массой больших и маленьких озер-стариц; подойти к ним трудно: берега топкие; кое-где на лодках сидят упёртые рыболовы... Говорят, когда-то в этих местах водилось множество громадных, "с локоть", раков необычного, коричневого цвета, но лезть в воду пока желания не возникает. Наконец выезжаю к цемзаводу, делаю пару кадров пылящего монстра. На территории бульдозер ковыряется в громадной куче привозного каолина, поднимая немыслимую тучу едкой пыли - спешу покинуть это негостеприимное место.
Теперь путь лежит прямо в сторону дождя, который, как оказалось, висит все там же, в северо-восточной части неба. К этому времени полупрозрачная пелена облаков почти рассеялась, и можно было уже различить громадье кучевых вершин и каньонов - изредка облака пронизывали зарницы беззвучных молний, но теперь уже было окончательно ясно, что сюда этот дождь, увы, уже не доберется...
Так оно и оказалось: за весь день в поселке не упало ни капли дождя.